Россия
Статья рассматривает трансформацию экономической модели Арктики в направлении диверсификации за пределами традиционного сырьевого сектора. На основе анализа институциональных, инфраструктурных и внешнеполитических ограничений выявляются ключевые барьеры, препятствующие устойчивому развитию региона. Особое внимание уделяется сравнительному анализу стратегий восьми арктических государств и формирующимся несырьевым отраслям, включая цифровые технологии, «зелёную» энергетику, устойчивый туризм и переработку биоресурсов. Показано, что успешность диверсификации определяется сочетанием государственной поддержки, локального участия и способности адаптироваться к глобальным вызовам. Сделан вывод о необходимости перехода к сбалансированной модели, сочетающей экономическую эффективность с экологическими и социальными приоритетами.
Арктика, экономическая диверсификация, несырьевое развитие, устойчивое развитие, цифровизация, возобновляемая энергетика, коренные народы, международное сотрудничество
Устойчивое развитие Арктики в XXI в. сопровождается переосмыслением роли региона в глобальной экономике. Постепенно на смену превалирующей стратегии преимущественно ресурсной эксплуатации приходит более комплексный подход, предполагающий снижение зависимости от добывающих отраслей и расширение несырьевых направлений – от логистики и туризма до науки, цифровых технологий и услуг. Экономическая диверсификация в данном контексте приобретает не только прикладное, но и стратегическое значение, становясь ответом на вызовы климатической трансформации, международной конкуренции и внутренней уязвимости арктических территорий в условиях усиливающейся антропогенной нагрузки.
Арктика традиционно рассматривается мировым экономическим сообществом как источник углеводородного сырья, редкоземельных металлов и рыболовных ресурсов, а также как регион с перспективными транспортными коридорами. Однако эта модель освоения региона демонстрирует устойчивую зависимость от внешнего спроса, уязвима к колебаниям на сырьевых рынках и сопряжена с экологическими и социальными рисками. В последние годы усиливаются тенденции к расширению экономической базы Арктики за счет развития локальных производств, модернизации инфраструктуры, поддержки предпринимательства, в том числе в сферах, не связанных с добычей ресурсов.
Важную роль в этих изменениях играют политико-экономические сдвиги: укрепление институционального сотрудничества между арктическими странами, климатические инициативы Европейского союза и ООН, активизация диалога Арктического совета, включая сотрудничество его рабочих групп со странами за пределами региона. Наряду с этим усиливается интерес к формированию «зеленой» экономики в высоких широтах, созданию научных и образовательных центров, способных функционировать независимо от конъюнктуры сырьевых рынков [1]. В арктических странах реализуются различные модели несырьевого развития, охватывающие цифровизацию, устойчивое рыболовство, экотуризм и инклюзивные социальные практики с участием коренных народов.
Переход к многоотраслевой, адаптивной и экологически ориентированной экономике рассматривается как необходимое условие сохранения Арктики в условиях глобальной трансформации. В этом процессе переплетаются локальные инициативы, национальные стратегии и глобальные международные тенденции, что позволяет рассматривать диверсификацию не как универсальную схему, а как набор решений, адаптированных к конкретным пространственно-экономическим условиям. Разнообразие этих решений открывает возможности для сравнительного анализа и выявления устойчивых элементов, способных обеспечить долгосрочную экономическую жизнеспособность арктических территорий вне рамок ресурсной зависимости.
Сырьевая специализация Арктики сложилась под воздействием как природных, так и институционально-исторических факторов. Суровый климат, экстремальные условия жизнедеятельности, ограниченность транспортной доступности и высокая стоимость создания любой инфраструктуры на протяжении десятилетий делали развитие несырьевых отраслей в регионе крайне затруднительным. В этих условиях внимание государств и инвесторов концентрировалось прежде всего на добыче углеводородов, редкоземельных металлов и биоресурсов, чья высокая экспортная рентабельность оправдывала затраты на освоение арктических территорий. Формирование экономической модели, ориентированной на сырьевые ресурсы, поддерживалось и политически: арктические проекты рассматривались как инструменты геоэкономического присутствия и укрепления государственного контроля над стратегическими пространствами.
В результате исторически сложившаяся сырьевая структура арктической экономики приобрела устойчивую зависимость от глобальных рынков нефти, газа, металлов, а также рыбной продукции. Такая зависимость сопровождалась моносекторной отраслевой базой, высокой капиталоемкостью проектов, особенно в энергетическом секторе, уязвимостью к внешнеполитическим и ценовым шокам, а также институциональной хрупкостью – от ограниченного участия местных сообществ, в частности коренных народов Арктики, в принятии решений до слабой адаптивности региональной политики к изменениям внешней среды. Это делает задачу экономической диверсификации в Арктике особенно сложной, поскольку она требует трансформации не только производственной базы, но и всей системы экономических связей, механизмов регулирования и инвестиционных приоритетов.
Один из ключевых вызовов заключается в климатической и логистической специфике Арктики. Суровые природные условия, сезонность навигации в водах Северного Ледовитого океана, ограниченность транспортной доступности большинства территорий и высокая стоимость инфраструктурных решений существенно ограничивают возможности развития несырьевых секторов. Даже в странах с высоким уровнем институционального развития, таких как Норвегия и Канада, реализация проектов в отраслях, не связанных с добычей, требует значительных государственных субсидий, налоговых льгот и создания особых условий для частных инвесторов [2].
Дополнительными ограничениями развития несырьевых секторов экономики в Арктике выступают невысокая численность населения, его низкая плотность, а также высокая степень пространственной разобщенности населённых пунктов. В сочетании с ограниченными доходами домохозяйств и слабо развитой рыночной инфраструктурой все это формирует крайне узкую локальную базу потребления. В отличие от многих других периферийных регионов, Арктика характеризуется не только фрагментированной, но и неравномерно распределённой социальной структурой, при которой значительная часть населения сосредоточена в нескольких крупных населенных пунктах, тогда как обширные территории остаются практически необжитыми. Такая конфигурация существенно снижает рентабельность создания сервисных и обрабатывающих производств, ориентированных на внутренний рынок, и препятствует формированию локальных цепочек добавленной стоимости. В этих условиях диверсификация оказывается в значительной степени зависимой от внешнего спроса, трансграничных рынков и экспорта, что делает её особенно уязвимой в периоды глобальной турбулентности. Показательный пример – кризис в арктическом туризме в период пандемии COVID-19, когда резкое сокращение международного потока туристов практически парализовало развитие одного из наиболее динамичных несырьевых секторов региона.
Еще одним фактором, ограничивающим диверсификацию экономики в Арктике, стали международные санкции, особенно в отношении России. Несырьевые секторы, а именно наукоемкие, туристические, экологические, образовательные, в значительной степени зависят от доступа к трансграничному сотрудничеству, технологическому импорту и глобальным инвестициям. После 2014 г., а особенно с 2022 г., для российской Арктики доступ к соответствующим каналам был ограничен: приостановлены совместные проекты с иностранными компаниями, прекращен доступ к передовым технологиям, приостановлено участие в международных исследовательских сетях [3]. Это существенно сузило спектр возможностей России для развития несырьевых секторов экономики, которые остаются вторичными по отношению к сырьевой и логистической повестке в стратегических документах, не получая достаточной институциональной и финансовой поддержки.
В западных арктических странах ситуация выглядит более сбалансированной, однако и там диверсификация сталкивается с рядом ограничений. В Канаде, несмотря на активную государственную поддержку предпринимательства в северных территориях, многие местные инициативы испытывают нехватку инфраструктуры, квалифицированных кадров и стабильных каналов сбыта. В Гренландии, обладающей автономным статусом в составе Королевства Дания, ключевым ограничением остаются высокая зависимость от внешних субсидий и слабость частного сектора, особенно в высокотехнологичных и экспортноориентированных отраслях. Исландия, несмотря на отсутствие обширных арктических территорий, активно позиционирует себя арктическая страны и развивает несырьевые сектора, включая туризм, возобновляемую энергетику, цифровые сервисы и научную кооперацию. Однако масштабы этих усилий ограничены скромными внутренними ресурсами, что снижает их общее значение в региональном контексте. Все это подчёркивает, что даже при наличии устойчивых институтов и политической воли диверсификация в высокоширотных регионах сталкивается с системными структурными ограничениями.
Таким образом, ресурсная зависимость арктических территорий представляет собой не просто следствие экономической моноспециализации, но результат действия комплекса взаимосвязанных ограничений – природных, институциональных, демографических и внешнеполитических. Эти факторы формируют устойчивый барьер для становления несырьевых секторов, особенно в условиях нестабильной внешней среды. Преодоление такого барьера требует не только трансформации отраслевой структуры, но и адаптации механизмов территориального управления, инвестиционного планирования и международного взаимодействия с опорой на принципы устойчивого развития.
Разнообразие условий и приоритетов арктических стран обусловило формирование различных стратегий диверсификации, отличающихся по глубине институционализации, степени ориентации на внешние рынки и вовлеченности местных арктических сообществ. Несмотря на общемировое стремление к устойчивому развитию, практики постсырьевой трансформации в регионе реализуются в рамках разных политико-экономических моделей, каждая из которых отражает не только особенности национальных систем, но и специфику регионального управления в Арктике.
Наиболее последовательный курс на диверсификацию наблюдается в Норвегии. Еще с 2000-х гг. арктическая стратегия страны ориентирована на устойчивое многоотраслевое развитие при активной роли государства, научного сектора и бизнеса [4]. Несырьевые отрасли развиваются через создание логистических и научно-инновационных кластеров, особенно в Тромсё и Киркенесе, формируются хабы, специализирующиеся на научных исследованиях в Арктике, «зелёных» технологиях, переработке морских биоресурсов и цифровых логистических решениях. Важную роль играют местные и коренные сообщества, участвующие в рыболовстве, туризме, ремеслах.
Канада реализует инклюзивную модель экономической диверсификации, акцентируя особое внимание на партнерстве с коренными народами канадского Севера и развитии человеческого капитала. Арктическая и северная политика 2019 г. (Arctic and Northern Policy Framework) направлена на стимулирование экономической активности вне сырьевого сектора, включая поддержку местных производств, цифровой инфраструктуры, логистики и туризма. Программы содействия предпринимательству направлены на обеспечение доступа к капиталу и финансовым инструментам для локальных экономических акторов [5]. Однако экономическая отдача остаётся фрагментарной: слабая транспортная связность, нехватка квалифицированных кадров и узкая ёмкость внутреннего рынка существенно ограничивают потенциал масштабирования несырьевых направлений, особенно в отдалённых районах.
В США арктическое присутствие сосредоточено на севере Аляски, где в последние годы наблюдается рост интереса к диверсификации за пределами традиционного нефтегазового сектора. Стимулируемые как федеральными, так и региональными программами, развиваются направления, связанные с устойчивой логистикой, телемедициной, возобновляемыми источниками энергии и внутренним туризмом. Существенное значение имеет рыболовная отрасль, в том числе прибрежное промысловое рыболовство и аквакультура. Рыболовство обеспечивает не только занятость и продовольственную безопасность в отдалённых территориях, но и формирует локальные экспортные цепочки с добавленной стоимостью в сегментах переработки и логистики [6].
Россия декларирует цели перехода к многопрофильной модели освоения Арктики, однако на практике структура экономики региона остается преимущественно сырьевой. Проекты по развитию Северного морского пути и опорных зон в основном обслуживают экспортные потоки и обеспечивают ресурсную базу региона. Однако в ряде регионов, в частности в Архангельской и Мурманской областях, активно предпринимаются попытки развития туризма в рамках реализации национального проекта «Туризм и индустрия гостеприимства» [7]. Туристический поток в регионы Русского Севера и Арктики в 2024 г. вырос на 7% к 2023 г. – до 3 млн человек [8]. Однако в целом в условиях санкционной изоляции и ограниченного доступа к инвестициям потенциал несырьевых направлений остается сдержанным.
В Гренландии диверсификация базируется на трех направлениях: рыболовство, экологический туризм и возобновляемая энергетика [9]. Поддержка ЕС и Дании способствует развитию научного сотрудничества и инвестиционной привлекательности отдельных отраслей. Однако усилия по диверсификации сдерживаются высокой зависимостью от трансфертов, узкой специализацией внешней торговли, дефицитом квалифицированной рабочей силы и слабостью частного сектора.
Исландия инвестирует в развитие устойчивого туризма, геотермальной энергетики, цифровых сервисов и научной кооперации в арктическом контексте, позиционируя эти направления как драйверы несырьевого роста. Однако масштабы этих инициатив ограничены ёмкостью внутренней экономики и скромными ресурсами, что снижает их влияние на региональную структуру.
Финляндия интегрирует арктическую повестку в более широкий курс на устойчивую цифровую экономику, делая ставку на технологии с высокой добавленной стоимостью. Наряду с развитым ледокольным и судостроительным сектором, страна инвестирует в цифровизацию, устойчивую логистику, арктическое образование и экологически чистые технологические решения, ориентированные на экспорт. Хельсинки позиционирует Финляндию как платформу для научного и промышленного взаимодействия в Арктике, в том числе в рамках программ ЕС.
Швеция делает акцент на развитие северных территорий через устойчивые промышленные инвестиции, особенно в сферах зелёной металлургии, логистики и высокотехнологичных производств. Лулео и Кируна становятся опорными точками диверсификации, объединяющей образовательные учреждения, исследовательскую инфраструктуру и индустриальные кластеры. Арктическая стратегия Швеции разрабатывается с учетом климатической и промышленной повестки ЕС, как в случае с Финляндией.
Результативность диверсификационных стратегий зависит от институциональной устойчивости, уровня координации политики, качества инфраструктуры и степени вовлечённости местных сообществ [10]. Хотя универсальная модель постсырьевого развития отсутствует, национальные практики позволяют выделить воспроизводимые элементы, обеспечивающие переход к многопрофильной, устойчивой и адаптивной экономике, соответствующей специфике высокоширотных регионов.
На фоне ограничений традиционной ресурсной модели в арктическом регионе постепенно формируются зачатки новых отраслей, способных обеспечить устойчивый рост и диверсификацию экономики в будущем. Среди приоритетных направлений – возобновляемая энергетика, экологический и научный туризм, цифровые и телемедицинские сервисы, биотехнологии и переработка биоресурсов.
Развитие «зеленой» энергетики приобретает особую значимость в условиях глобального энергоперехода и климатических обязательств арктических стран. Ветроэнергетика и геотермальные установки получают поддержку в Исландии и на побережьях Норвегии. Однако масштабирование этих проектов сдерживается инфраструктурной уязвимостью и высоким уровнем капитальных затрат.
Вторым перспективным направлением выступает устойчивый туризм, основанный на природной и культурной уникальности Арктики. При должном регулировании он способен стать источником доходов для местных сообществ, в том числе коренных народов, сохраняя при этом экологическую сбалансированность. Наиболее динамичное развитие наблюдается в Исландии, а также в северных регионах Норвегии и на Аляске.
Цифровизация открывает дополнительные возможности для преодоления пространственной разобщенности арктических территорий. Внедрение телемедицины, дистанционного образования, удаленной диагностики и управления технологическими процессами становится важным элементом повышения качества жизни и эффективности бизнеса. Финляндия и Швеция демонстрируют успехи в построении цифровых решений для арктических условий, включая автономную логистику и климатический мониторинг.
Отдельный интерес представляет использование морских биоресурсов не только в традиционном промысле, но и в высокотехнологичных цепочках переработки – от фармацевтики до аквакультуры. Исследования в этой области ведутся в университетах Норвегии и Исландии в кооперации с локальными производствами, что способствует формированию «экономики знаний» на базе арктических ресурсов.
Новые отрасли в Арктике формируются на пересечении устойчивых технологий, научного знания и локальной специфики. Несмотря на сохраняющиеся логистические, институциональные, климатические барьеры, эти направления очерчивают контуры будущей постсырьевой модели, способной адаптироваться к глобальным вызовам и поддерживать баланс между экономическим развитием и сохранением арктической среды.
Анализ проблем ресурсной зависимости, вызовов диверсификации и формирующихся отраслей в Арктике позволяет сделать вывод о необходимости пересмотра традиционной модели экономического освоения региона. Несмотря на разнообразие политико-экономических подходов, вектор постсырьевого развития приобретает все большее значение в стратегиях арктических государств. Это обусловлено как внешними факторами, включая изменение климата, глобальный энергетический переход, геополитическую турбулентность, так и внутренними, в частности, инфраструктурными и социальными ограничениями, уязвимостью к внешним шокам, стремлением к устойчивому развитию и сохранению уникальной природной среды.
Выявленные различия в моделях диверсификации указывают, что успех трансформации арктической экономики зависит от сочетания институциональной устойчивости, государственной поддержки, локального вовлечения и способности создавать отрасли с высокой добавленной стоимостью. Наиболее перспективными в этом контексте выступают несырьевые направления, ориентированные на устойчивые технологии, цифровизацию, биоресурсы и научные инновации. Их развитие требует комплексной адаптации управленческих практик, координации с международными партнёрами и учёта интересов местных сообществ, включая коренные народы.
Таким образом, формирование постсырьевой модели в Арктике не предполагает отказ от использования ресурсов, но требует перехода к более сбалансированной и многофункциональной системе, способной интегрировать экономическую активность с экологическими и социальными приоритетами. Только такой подход позволит региону сохранить конкурентоспособность в условиях глобальной трансформации и обеспечить устойчивое развитие в долгосрочной перспективе.
1. Платонова Е.Д., Филькевич И.А. Инновационная экономика: европейские измерители // Идеи и новации. – 2019. – Т. 7. – № 1. – С. 13-26.
2. Navigating Global Transitions in European Arctic Regions // OECD : сайт. – URL: https://www.oecd.org/en/publications/navigating-global-transitions-in-european-arctic-regions_a2de0bf6-en/full-report/assessment-recommendations_6f1f34f4.html (дата обращения: 02.06.2025).
3. Лазарев, М. А. Новая реальность и научное осмысление Российской Арктики / М. А. Лазарев // Научные труды Вольного экономического общества России. – 2024. – Т. 248, № 4. – С. 622-631. – DOIhttps://doi.org/10.38197/2072-2060-2024-248-4-622-631.
4. Гутенев, М. Ю. Арктический вектор Норвегии: преемственность и новации / М. Ю. Гутенев, В. Н. Конышев, А. А. Сергунин // Современная Европа. – 2019. – № 4(90). – С. 108-119. – DOIhttps://doi.org/10.15211/soveurope42019108118.
5. Government of Canada : офиц. сайт. – URL: https://www.canada.ca/en.html (дата обращения: 02.06.2025).
6. NOAA Fisheries. Fisheries Economics of the United States, 2021. – URL: https://spo.nmfs.noaa.gov/sites/default/files/TMSPO248.pdf (дата обращения: 02.06.2025).
7. Туристические схемы развития // ВЭБ.РФ : сайт. – URL: https://вэб.рф/turisticheskie-skhemy/ (дата обращения: 02.06.2025).
8. Русский Север и Арктику посетили 3 млн туристов в 2024 году // ТАСС : сайт. – URL: https://tass.ru/ekonomika/23272359 (дата обращения: 02.06.2025).
9. Greenland: Caught in the Arctic geopolitical contest // European Parliament: офиц. сайт. – URL: https://www.europarl.europa.eu/RegData/etudes/BRIE/2025/769527/EPRS_BRI%282025%29769527_EN.pdf (дата обращения: 02.06.2025).
10. Филькевич И. А., Мамедов З. Ф., Губадова А. А., Мамедова С. К. Приоритеты экономического сотрудничества России и Азербайджана в условиях глобальной турбулентности // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Международные отношения. – 2024. – Т. 24. – № 2. – С. 192–203. https://doi.org/10.22363/2313-0660-2024-24-2-192-203
