Russian Federation
This article analyzes the transformation of the Arctic's economic model toward diversification beyond the traditional resource-based paradigm. Through an examination of institutional, infrastructural, and geopolitical constraints, the study identifies key barriers to sustainable regional development. Special attention is given to the comparative strategies of the eight Arctic states and the emergence of non-extractive sectors such as digital technologies, renewable energy, sustainable tourism, and bioresource processing. The analysis highlights that successful diversification depends on a combination of governmental support, local participation, and adaptive capacity in response to global challenges. It concludes that a balanced economic model is essential – one that aligns economic performance with environmental and social priorities.
Arctic, economic diversification, non-extractive development, sustainable development, digitalization, renewable energy, Indigenous peoples, international cooperation
Устойчивое развитие Арктики в XXI в. сопровождается переосмыслением роли региона в глобальной экономике. Постепенно на смену превалирующей стратегии преимущественно ресурсной эксплуатации приходит более комплексный подход, предполагающий снижение зависимости от добывающих отраслей и расширение несырьевых направлений – от логистики и туризма до науки, цифровых технологий и услуг. Экономическая диверсификация в данном контексте приобретает не только прикладное, но и стратегическое значение, становясь ответом на вызовы климатической трансформации, международной конкуренции и внутренней уязвимости арктических территорий в условиях усиливающейся антропогенной нагрузки.
Арктика традиционно рассматривается мировым экономическим сообществом как источник углеводородного сырья, редкоземельных металлов и рыболовных ресурсов, а также как регион с перспективными транспортными коридорами. Однако эта модель освоения региона демонстрирует устойчивую зависимость от внешнего спроса, уязвима к колебаниям на сырьевых рынках и сопряжена с экологическими и социальными рисками. В последние годы усиливаются тенденции к расширению экономической базы Арктики за счет развития локальных производств, модернизации инфраструктуры, поддержки предпринимательства, в том числе в сферах, не связанных с добычей ресурсов.
Важную роль в этих изменениях играют политико-экономические сдвиги: укрепление институционального сотрудничества между арктическими странами, климатические инициативы Европейского союза и ООН, активизация диалога Арктического совета, включая сотрудничество его рабочих групп со странами за пределами региона. Наряду с этим усиливается интерес к формированию «зеленой» экономики в высоких широтах, созданию научных и образовательных центров, способных функционировать независимо от конъюнктуры сырьевых рынков [1]. В арктических странах реализуются различные модели несырьевого развития, охватывающие цифровизацию, устойчивое рыболовство, экотуризм и инклюзивные социальные практики с участием коренных народов.
Переход к многоотраслевой, адаптивной и экологически ориентированной экономике рассматривается как необходимое условие сохранения Арктики в условиях глобальной трансформации. В этом процессе переплетаются локальные инициативы, национальные стратегии и глобальные международные тенденции, что позволяет рассматривать диверсификацию не как универсальную схему, а как набор решений, адаптированных к конкретным пространственно-экономическим условиям. Разнообразие этих решений открывает возможности для сравнительного анализа и выявления устойчивых элементов, способных обеспечить долгосрочную экономическую жизнеспособность арктических территорий вне рамок ресурсной зависимости.
Сырьевая специализация Арктики сложилась под воздействием как природных, так и институционально-исторических факторов. Суровый климат, экстремальные условия жизнедеятельности, ограниченность транспортной доступности и высокая стоимость создания любой инфраструктуры на протяжении десятилетий делали развитие несырьевых отраслей в регионе крайне затруднительным. В этих условиях внимание государств и инвесторов концентрировалось прежде всего на добыче углеводородов, редкоземельных металлов и биоресурсов, чья высокая экспортная рентабельность оправдывала затраты на освоение арктических территорий. Формирование экономической модели, ориентированной на сырьевые ресурсы, поддерживалось и политически: арктические проекты рассматривались как инструменты геоэкономического присутствия и укрепления государственного контроля над стратегическими пространствами.
В результате исторически сложившаяся сырьевая структура арктической экономики приобрела устойчивую зависимость от глобальных рынков нефти, газа, металлов, а также рыбной продукции. Такая зависимость сопровождалась моносекторной отраслевой базой, высокой капиталоемкостью проектов, особенно в энергетическом секторе, уязвимостью к внешнеполитическим и ценовым шокам, а также институциональной хрупкостью – от ограниченного участия местных сообществ, в частности коренных народов Арктики, в принятии решений до слабой адаптивности региональной политики к изменениям внешней среды. Это делает задачу экономической диверсификации в Арктике особенно сложной, поскольку она требует трансформации не только производственной базы, но и всей системы экономических связей, механизмов регулирования и инвестиционных приоритетов.
Один из ключевых вызовов заключается в климатической и логистической специфике Арктики. Суровые природные условия, сезонность навигации в водах Северного Ледовитого океана, ограниченность транспортной доступности большинства территорий и высокая стоимость инфраструктурных решений существенно ограничивают возможности развития несырьевых секторов. Даже в странах с высоким уровнем институционального развития, таких как Норвегия и Канада, реализация проектов в отраслях, не связанных с добычей, требует значительных государственных субсидий, налоговых льгот и создания особых условий для частных инвесторов [2].
Дополнительными ограничениями развития несырьевых секторов экономики в Арктике выступают невысокая численность населения, его низкая плотность, а также высокая степень пространственной разобщенности населённых пунктов. В сочетании с ограниченными доходами домохозяйств и слабо развитой рыночной инфраструктурой все это формирует крайне узкую локальную базу потребления. В отличие от многих других периферийных регионов, Арктика характеризуется не только фрагментированной, но и неравномерно распределённой социальной структурой, при которой значительная часть населения сосредоточена в нескольких крупных населенных пунктах, тогда как обширные территории остаются практически необжитыми. Такая конфигурация существенно снижает рентабельность создания сервисных и обрабатывающих производств, ориентированных на внутренний рынок, и препятствует формированию локальных цепочек добавленной стоимости. В этих условиях диверсификация оказывается в значительной степени зависимой от внешнего спроса, трансграничных рынков и экспорта, что делает её особенно уязвимой в периоды глобальной турбулентности. Показательный пример – кризис в арктическом туризме в период пандемии COVID-19, когда резкое сокращение международного потока туристов практически парализовало развитие одного из наиболее динамичных несырьевых секторов региона.
Еще одним фактором, ограничивающим диверсификацию экономики в Арктике, стали международные санкции, особенно в отношении России. Несырьевые секторы, а именно наукоемкие, туристические, экологические, образовательные, в значительной степени зависят от доступа к трансграничному сотрудничеству, технологическому импорту и глобальным инвестициям. После 2014 г., а особенно с 2022 г., для российской Арктики доступ к соответствующим каналам был ограничен: приостановлены совместные проекты с иностранными компаниями, прекращен доступ к передовым технологиям, приостановлено участие в международных исследовательских сетях [3]. Это существенно сузило спектр возможностей России для развития несырьевых секторов экономики, которые остаются вторичными по отношению к сырьевой и логистической повестке в стратегических документах, не получая достаточной институциональной и финансовой поддержки.
В западных арктических странах ситуация выглядит более сбалансированной, однако и там диверсификация сталкивается с рядом ограничений. В Канаде, несмотря на активную государственную поддержку предпринимательства в северных территориях, многие местные инициативы испытывают нехватку инфраструктуры, квалифицированных кадров и стабильных каналов сбыта. В Гренландии, обладающей автономным статусом в составе Королевства Дания, ключевым ограничением остаются высокая зависимость от внешних субсидий и слабость частного сектора, особенно в высокотехнологичных и экспортноориентированных отраслях. Исландия, несмотря на отсутствие обширных арктических территорий, активно позиционирует себя арктическая страны и развивает несырьевые сектора, включая туризм, возобновляемую энергетику, цифровые сервисы и научную кооперацию. Однако масштабы этих усилий ограничены скромными внутренними ресурсами, что снижает их общее значение в региональном контексте. Все это подчёркивает, что даже при наличии устойчивых институтов и политической воли диверсификация в высокоширотных регионах сталкивается с системными структурными ограничениями.
Таким образом, ресурсная зависимость арктических территорий представляет собой не просто следствие экономической моноспециализации, но результат действия комплекса взаимосвязанных ограничений – природных, институциональных, демографических и внешнеполитических. Эти факторы формируют устойчивый барьер для становления несырьевых секторов, особенно в условиях нестабильной внешней среды. Преодоление такого барьера требует не только трансформации отраслевой структуры, но и адаптации механизмов территориального управления, инвестиционного планирования и международного взаимодействия с опорой на принципы устойчивого развития.
Разнообразие условий и приоритетов арктических стран обусловило формирование различных стратегий диверсификации, отличающихся по глубине институционализации, степени ориентации на внешние рынки и вовлеченности местных арктических сообществ. Несмотря на общемировое стремление к устойчивому развитию, практики постсырьевой трансформации в регионе реализуются в рамках разных политико-экономических моделей, каждая из которых отражает не только особенности национальных систем, но и специфику регионального управления в Арктике.
Наиболее последовательный курс на диверсификацию наблюдается в Норвегии. Еще с 2000-х гг. арктическая стратегия страны ориентирована на устойчивое многоотраслевое развитие при активной роли государства, научного сектора и бизнеса [4]. Несырьевые отрасли развиваются через создание логистических и научно-инновационных кластеров, особенно в Тромсё и Киркенесе, формируются хабы, специализирующиеся на научных исследованиях в Арктике, «зелёных» технологиях, переработке морских биоресурсов и цифровых логистических решениях. Важную роль играют местные и коренные сообщества, участвующие в рыболовстве, туризме, ремеслах.
Канада реализует инклюзивную модель экономической диверсификации, акцентируя особое внимание на партнерстве с коренными народами канадского Севера и развитии человеческого капитала. Арктическая и северная политика 2019 г. (Arctic and Northern Policy Framework) направлена на стимулирование экономической активности вне сырьевого сектора, включая поддержку местных производств, цифровой инфраструктуры, логистики и туризма. Программы содействия предпринимательству направлены на обеспечение доступа к капиталу и финансовым инструментам для локальных экономических акторов [5]. Однако экономическая отдача остаётся фрагментарной: слабая транспортная связность, нехватка квалифицированных кадров и узкая ёмкость внутреннего рынка существенно ограничивают потенциал масштабирования несырьевых направлений, особенно в отдалённых районах.
В США арктическое присутствие сосредоточено на севере Аляски, где в последние годы наблюдается рост интереса к диверсификации за пределами традиционного нефтегазового сектора. Стимулируемые как федеральными, так и региональными программами, развиваются направления, связанные с устойчивой логистикой, телемедициной, возобновляемыми источниками энергии и внутренним туризмом. Существенное значение имеет рыболовная отрасль, в том числе прибрежное промысловое рыболовство и аквакультура. Рыболовство обеспечивает не только занятость и продовольственную безопасность в отдалённых территориях, но и формирует локальные экспортные цепочки с добавленной стоимостью в сегментах переработки и логистики [6].
Россия декларирует цели перехода к многопрофильной модели освоения Арктики, однако на практике структура экономики региона остается преимущественно сырьевой. Проекты по развитию Северного морского пути и опорных зон в основном обслуживают экспортные потоки и обеспечивают ресурсную базу региона. Однако в ряде регионов, в частности в Архангельской и Мурманской областях, активно предпринимаются попытки развития туризма в рамках реализации национального проекта «Туризм и индустрия гостеприимства» [7]. Туристический поток в регионы Русского Севера и Арктики в 2024 г. вырос на 7% к 2023 г. – до 3 млн человек [8]. Однако в целом в условиях санкционной изоляции и ограниченного доступа к инвестициям потенциал несырьевых направлений остается сдержанным.
В Гренландии диверсификация базируется на трех направлениях: рыболовство, экологический туризм и возобновляемая энергетика [9]. Поддержка ЕС и Дании способствует развитию научного сотрудничества и инвестиционной привлекательности отдельных отраслей. Однако усилия по диверсификации сдерживаются высокой зависимостью от трансфертов, узкой специализацией внешней торговли, дефицитом квалифицированной рабочей силы и слабостью частного сектора.
Исландия инвестирует в развитие устойчивого туризма, геотермальной энергетики, цифровых сервисов и научной кооперации в арктическом контексте, позиционируя эти направления как драйверы несырьевого роста. Однако масштабы этих инициатив ограничены ёмкостью внутренней экономики и скромными ресурсами, что снижает их влияние на региональную структуру.
Финляндия интегрирует арктическую повестку в более широкий курс на устойчивую цифровую экономику, делая ставку на технологии с высокой добавленной стоимостью. Наряду с развитым ледокольным и судостроительным сектором, страна инвестирует в цифровизацию, устойчивую логистику, арктическое образование и экологически чистые технологические решения, ориентированные на экспорт. Хельсинки позиционирует Финляндию как платформу для научного и промышленного взаимодействия в Арктике, в том числе в рамках программ ЕС.
Швеция делает акцент на развитие северных территорий через устойчивые промышленные инвестиции, особенно в сферах зелёной металлургии, логистики и высокотехнологичных производств. Лулео и Кируна становятся опорными точками диверсификации, объединяющей образовательные учреждения, исследовательскую инфраструктуру и индустриальные кластеры. Арктическая стратегия Швеции разрабатывается с учетом климатической и промышленной повестки ЕС, как в случае с Финляндией.
Результативность диверсификационных стратегий зависит от институциональной устойчивости, уровня координации политики, качества инфраструктуры и степени вовлечённости местных сообществ [10]. Хотя универсальная модель постсырьевого развития отсутствует, национальные практики позволяют выделить воспроизводимые элементы, обеспечивающие переход к многопрофильной, устойчивой и адаптивной экономике, соответствующей специфике высокоширотных регионов.
На фоне ограничений традиционной ресурсной модели в арктическом регионе постепенно формируются зачатки новых отраслей, способных обеспечить устойчивый рост и диверсификацию экономики в будущем. Среди приоритетных направлений – возобновляемая энергетика, экологический и научный туризм, цифровые и телемедицинские сервисы, биотехнологии и переработка биоресурсов.
Развитие «зеленой» энергетики приобретает особую значимость в условиях глобального энергоперехода и климатических обязательств арктических стран. Ветроэнергетика и геотермальные установки получают поддержку в Исландии и на побережьях Норвегии. Однако масштабирование этих проектов сдерживается инфраструктурной уязвимостью и высоким уровнем капитальных затрат.
Вторым перспективным направлением выступает устойчивый туризм, основанный на природной и культурной уникальности Арктики. При должном регулировании он способен стать источником доходов для местных сообществ, в том числе коренных народов, сохраняя при этом экологическую сбалансированность. Наиболее динамичное развитие наблюдается в Исландии, а также в северных регионах Норвегии и на Аляске.
Цифровизация открывает дополнительные возможности для преодоления пространственной разобщенности арктических территорий. Внедрение телемедицины, дистанционного образования, удаленной диагностики и управления технологическими процессами становится важным элементом повышения качества жизни и эффективности бизнеса. Финляндия и Швеция демонстрируют успехи в построении цифровых решений для арктических условий, включая автономную логистику и климатический мониторинг.
Отдельный интерес представляет использование морских биоресурсов не только в традиционном промысле, но и в высокотехнологичных цепочках переработки – от фармацевтики до аквакультуры. Исследования в этой области ведутся в университетах Норвегии и Исландии в кооперации с локальными производствами, что способствует формированию «экономики знаний» на базе арктических ресурсов.
Новые отрасли в Арктике формируются на пересечении устойчивых технологий, научного знания и локальной специфики. Несмотря на сохраняющиеся логистические, институциональные, климатические барьеры, эти направления очерчивают контуры будущей постсырьевой модели, способной адаптироваться к глобальным вызовам и поддерживать баланс между экономическим развитием и сохранением арктической среды.
Анализ проблем ресурсной зависимости, вызовов диверсификации и формирующихся отраслей в Арктике позволяет сделать вывод о необходимости пересмотра традиционной модели экономического освоения региона. Несмотря на разнообразие политико-экономических подходов, вектор постсырьевого развития приобретает все большее значение в стратегиях арктических государств. Это обусловлено как внешними факторами, включая изменение климата, глобальный энергетический переход, геополитическую турбулентность, так и внутренними, в частности, инфраструктурными и социальными ограничениями, уязвимостью к внешним шокам, стремлением к устойчивому развитию и сохранению уникальной природной среды.
Выявленные различия в моделях диверсификации указывают, что успех трансформации арктической экономики зависит от сочетания институциональной устойчивости, государственной поддержки, локального вовлечения и способности создавать отрасли с высокой добавленной стоимостью. Наиболее перспективными в этом контексте выступают несырьевые направления, ориентированные на устойчивые технологии, цифровизацию, биоресурсы и научные инновации. Их развитие требует комплексной адаптации управленческих практик, координации с международными партнёрами и учёта интересов местных сообществ, включая коренные народы.
Таким образом, формирование постсырьевой модели в Арктике не предполагает отказ от использования ресурсов, но требует перехода к более сбалансированной и многофункциональной системе, способной интегрировать экономическую активность с экологическими и социальными приоритетами. Только такой подход позволит региону сохранить конкурентоспособность в условиях глобальной трансформации и обеспечить устойчивое развитие в долгосрочной перспективе.
1. Platonova E.D., Fil'kevich I.A. Innovacionnaya ekonomika: evropeyskie izmeriteli // Idei i novacii. – 2019. – T. 7. – № 1. – S. 13-26.
2. Navigating Global Transitions in European Arctic Regions // OECD : sayt. – URL: https://www.oecd.org/en/publications/navigating-global-transitions-in-european-arctic-regions_a2de0bf6-en/full-report/assessment-recommendations_6f1f34f4.html (data obrascheniya: 02.06.2025).
3. Lazarev, M. A. Novaya real'nost' i nauchnoe osmyslenie Rossiyskoy Arktiki / M. A. Lazarev // Nauchnye trudy Vol'nogo ekonomicheskogo obschestva Rossii. – 2024. – T. 248, № 4. – S. 622-631. – DOIhttps://doi.org/10.38197/2072-2060-2024-248-4-622-631.
4. Gutenev, M. Yu. Arkticheskiy vektor Norvegii: preemstvennost' i novacii / M. Yu. Gutenev, V. N. Konyshev, A. A. Sergunin // Sovremennaya Evropa. – 2019. – № 4(90). – S. 108-119. – DOIhttps://doi.org/10.15211/soveurope42019108118.
5. Government of Canada : ofic. sayt. – URL: https://www.canada.ca/en.html (data obrascheniya: 02.06.2025).
6. NOAA Fisheries. Fisheries Economics of the United States, 2021. – URL: https://spo.nmfs.noaa.gov/sites/default/files/TMSPO248.pdf (data obrascheniya: 02.06.2025).
7. Turisticheskie shemy razvitiya // VEB.RF : sayt. – URL: https://veb.rf/turisticheskie-skhemy/ (data obrascheniya: 02.06.2025).
8. Russkiy Sever i Arktiku posetili 3 mln turistov v 2024 godu // TASS : sayt. – URL: https://tass.ru/ekonomika/23272359 (data obrascheniya: 02.06.2025).
9. Greenland: Caught in the Arctic geopolitical contest // European Parliament: ofic. sayt. – URL: https://www.europarl.europa.eu/RegData/etudes/BRIE/2025/769527/EPRS_BRI%282025%29769527_EN.pdf (data obrascheniya: 02.06.2025).
10. Fil'kevich I. A., Mamedov Z. F., Gubadova A. A., Mamedova S. K. Prioritety ekonomicheskogo sotrudnichestva Rossii i Azerbaydzhana v usloviyah global'noy turbulentnosti // Vestnik Rossiyskogo universiteta druzhby narodov. Seriya: Mezhdunarodnye otnosheniya. – 2024. – T. 24. – № 2. – S. 192–203. https://doi.org/10.22363/2313-0660-2024-24-2-192-203
